— Нет!
Больше она не желала слушать. С грохотом отодвинув стул, выскочила из-за стола, бросилась в холл, а оттуда — в ванную, захлопнув за собой дверь.
Опершись о дверной косяк, она затряслась от рыданий. Непрошеные воспоминания всплывали одно за другим. Бледное лицо и заплаканные глаза матери… Она всегда объясняла это мигренью. Отсутствие отца за ужином объяснялось поздней работой и деловыми встречами. Разговоры на повышенных тонах при появлении дочери мгновенно умолкали…
Нет! Она не могла в это поверить! Ее обожаемый папочка… Он не мог так поступать с матерью, не думать о ней, дочери. Да Лоренс просто издевается. Как может этот человек быть таким жестоким, злым? Господи, до чего она его ненавидит! Каждой клеточкой, всеми фибрами души… Ненавидит еще сильнее, понимая, что он сказал правду.
Склонившись над раковиной, Бэб умыла холодной водой заплаканное лицо. Лоренс был прав. Она знала, что родители разыгрывали примерную пару для нее и для окружающих, продолжали этот фарс, изображая полюбовный развод. Демонстрировали, что остались друзьями. Но ей-то зачем поддерживать эту игру? Не потому ли, что так проще и во всех отношениях удобней? Кому же нравится смотреть правде в глаза?!
Как узнал обо всем этом Лоренс? Может быть, мать с ним поделилась? Медленно подняв к зеркалу голову, Бэб взглянула на свои припухшие губы. Взяв мыло, она начала тереть их изо всех сил, будто так могла избавиться навек от поцелуев Лоренса.
Девушка застыла, услышав, что ее зовут. Потом раздался осторожный стук в дверь.
— Барбара?
Стучали все настойчивей. Мгновение она стояла не двигаясь. Потом, промокнув лицо полотенцем, на ватных ногах подошла к двери.
— Да? — испуганно спросила она, чуть приоткрыв дверь.
Лоренс стоял у порога, выставив вперед руки, словно ожидая удара.
— Прости, — тихо произнес он.
Барбара молча оглядела его с головы до ног. Извинился и считает, что теперь все в порядке, да? Хлопнув дверью так, что та ударила Лоренса по лбу, девушка со злорадством услышала, как он приглушенно выругался.
Бэб знала, что антипатия у них взаимная, но только сейчас почувствовала всю глубину его неприязни. Ее задели не столько нападки на отца, сколько мотивы откровенности Лоренса. Он намеренно бил по самому больному. Одно извинение ничего не меняет. Пальцы ее непроизвольно сжали полотенце, которое она так и забыла повесить.
Голос матери заставил ее выйти из убежища.
— Мне пора отправляться, дорогая, — сказала Анна, застегивая пальто.
Через открытую во двор дверь Бэб увидела, как Лоренс забрасывает на заднее сиденье серебристой спортивной машины маленький чемоданчик матери.
— Передай привет Генри, — дежурным тоном произнесла дочь.
Она столь о многом должна была сказать… Отбросив церемонии, Бэб подошла к матери, обняла ее и со стыдом подумала, что в свете их теперешних отношений такая нежность была непривычной для обеих. Может быть, позже, подумала она, эта невысказанная обида на мать исчезнет.
Дочь молча наблюдала, как Лоренс помогает Анне сесть в машину. Весь — сама любезность и участие; когда же он обернулся и взглянул на Бэб, всю его учтивость словно волной смыло. Не лицо, а холодная маска.
— Не разбирай чердак до моего возвращения. Займись гостиной или кухней.
Она подавила желание ответить порезче, только чтобы не огорчать мать, и про себя чертыхнулась: даже сейчас этот зануда не может отказать себе в удовольствии покомандовать ею.
Когда машина скрылась за поворотом, Бэб испытала облегчение. Так было всегда после ухода Лоренса. В его присутствии она никогда не могла расслабиться, всегда ожидая очередных колкостей. Он изматывал ей все нервы, оставляя опустошенной и морально, и физически.
Неужели было время, когда она сама искала его общества? Бэб криво усмехнулась. Какая же она дурочка — искренне думала, что влюблена в Райленда!..
Барбара рассеянно потопталась на крыльце и присела на ступеньки.
Конечно же, она не любила Лоренса по-настоящему, просто была увлечена им, очарована по своей наивности внешностью этого супермена, стилем его жизни.
То первое лето она провела словно в наркотическом дурмане. Буквально помешалась на Лоренсе. Вставала и засыпала с мыслью о нем, да и во сне он всегда был с ней. Бэб брезгливо поморщилась, стыдясь за себя девятнадцатилетнюю. Глаза ее потемнели. Какой она была безмозглой! Несколько коротких летних месяцев, словно солнцем, были озарены Лоренсом. А в те дни, когда ее не было в Мэйбридже, жила как бы по инерции, в ожидании встречи с полюбившимся человеком.
Как он мог? «Ты не думаешь, что пора меня простить за то, что я не уложил тебя в постель в то лето?» Сказано грубо, но он и не пытался сделать это! Разве он не прав, считая, что ничем не обидел ее? Она идеализировала этого человека, видела его в ином, романтическом свете, не понимая, что спутала любовь с влюбленностью. Тогда ей было достаточно находиться с ним рядом, слышать его голос…
Прекрати, Бэб, оборвала она себя. Зачем лгать? Хотя бы перед собой будь честной. Вспомни, как ты не могла уснуть из-за тянущей, непонятной боли внутри. Вспомни, сколько раз тебе смертельно хотелось протянуть руку и коснуться его, гладить золотистую от загара спину, когда он, разнежившись, отдыхал возле бассейна.
Черт побери, должно быть, она выглядела идиоткой в глазах Лоренса, столь откровенно разглядывая его тело. Ее покоряли его уверенность в себе, мужественность, неотразимая красота и привлекательность. Она ощущала неотвязную сосущую боль, оттого что Лоренс отказывался видеть в ней женщину, обращался, как с младшей сестренкой-школьницей.